Программа формирования общего социального и экономического пространства между Россией и Абхазией была подписана во время встречи президента республики Аслана Бжания с президентом России Владимиром Путиным в Сочи 12 ноября. Проект этого документа вызвал общественный резонанс, его анализируют и обсуждают в Абхазии на разных уровнях. Программа декларирует гармонизацию законодательств двух стран, но, по мнению предпринимателя, специалиста в области IT-технологий, экс-депутата парламента Ахры Бжания, она не соответствует уровню межгосударственного диалога.

– В документе, опубликованном на сайте президента Республики Абхазия, который состоит из 46-ти пунктов и касается гармонизации законодательств России и Абхазии, мы видим, что те мероприятия, которые перечислены, привязываются к Договору о союзничестве и стратегическом партнерстве от 2014 года. Ахра, по-вашему, какой смысл в такой привязке и насколько то, что предлагают Абхазии сделать в рамках этих 46-ти пунктов, имеет отношение к этому большому договору?

– Честно говоря, я тоже не совсем понимаю, почему в пункте «Мероприятия» в этом документе прямо написано: «в целях реализации положений Договора о стратегическом союзничестве от 2014 года». Хочу напомнить буквально по пунктам, что было предметом того договора: первое – это проведение скоординированной внешней политики; второе – формирование общего пространства обороны и безопасности; третье – содействие социально-экономическому развитию Республики Абхазия; четвертое – создание условий для полноценного участия Республики Абхазия в интеграционных процессах на постсоветском пространстве; пятое – сохранение общего культурного пространства. Ни в одной из статей, которые в дальнейшем раскрывают суть этих положений, вы не найдете вопроса ни о двойном гражданстве, ни о миграционной политике, ни о вопросах энергетики, ни о вопросах добычи криптовалют или регулирования деятельности неправительственных организаций. Там этого просто нет, поэтому я не понимаю, как этот документ может быть логическим продолжением или каким-то развитием Договора о стратегическом сотрудничестве от 2014 года?

Какие-то пункты нынешнего документа упоминаются в том договоре – в частности, там есть положение о регулировании таможенного и налогового законодательства. Но в договоре говорится о сближении позиций, сближении законодательств в этих вопросах для того, чтобы прозрачнее, проще и эффективнее осуществлять деятельность и таможни, и в сфере инвестиций, и в сфере налогообложения тоже. Здесь же, при прочтении этого документа, у меня сложилось впечатление, что я вижу просто набор инструкций, которые надо железно выполнить без всякого сближения, без всякой гармонизации, как указано в этом документе.

Ну вот, например, хочу еще раз точно процитировать из этого документа (программа гармонизации): «…разработка и принятие нормативно-правового акта о предоставлении бюджетных кредитов, об исполнении бюджетов государственных внебюджетных фондов, о порядке распределения между административными единицами Республики Абхазия субвенций из республиканского бюджета…». Это не сближение законодательств – это просто замена одного законодательства другим.

Если уж мы упомянули большой договор от 2014 года, есть смысл сказать о его исполнении тоже. Когда я слышу слово «развитие чего-то», я предполагаю, что вот, мы завершили какой-то один этап, исчерпали пункты повестки дня, которые заложили, теперь хотим двигаться дальше. Но я хочу вам сказать, что мы далеко не исчерпали пункты и фундаментальные положения того договора, которые были в него заложены. Например, создание объединенной группировки войск и переоснащение абхазской армии современными видами вооружения, что точно было записано в этом договоре, но этого нет; совместная охрана восточных границ, техническое и технологическое обустройство этой границы; поднятие заработной платы абхазских бюджетников до среднего уровня Южного федерального округа России, и то же самое по пенсиям. Эти пункты мы еще не осуществили.

Да, многое сделано, но многое не сделано, и то, что не сделано, было фундаментальными положениями этого договора. Может быть, есть смысл сначала это закончить, а потом уже думать о развитии? А так, мы одно не закончили и сейчас пытаемся развивать что-то другое – так не бывает, так в международных отношениях процесс не выстраивается. Нужна какая-то последовательность и логика действий, но здесь я ее не вижу.

– Назовите те пункты, которые у вас вызывают наибольшее число вопросов.

– Конечно, я не могу комментировать все пункты этого документа, но я надеюсь, что специалисты в соответствующих областях это сделают. У меня вызвали вопросы несколько пунктов программы – это вопрос двойного гражданства, вопросы, связанные с изменениями в энергетическом законодательстве, вопрос о единых технологиях и программных продуктах, вопросы, связанные с регулированием деятельности некоммерческих организаций в Абхазии, и ряд других более мелких вопросов.

– Пожалуйста, конкретизируйте эти пункты и поясните, какие именно вопросы в связи с ними у вас возникают?

– Что касается двойного гражданства, этот вопрос постоянно в повестке дня. Он стоял и в 2014 году, и тогда абхазская сторона отклонила этот пункт по следующим соображениям: принятие любого положения о двойном гражданстве усиливает нагрузку на наше и без того шаткое демографическое положение. Это важный для нас момент, и мы считаем эту тему табуированной. Когда мы выйдем на такой уровень, что это перестанет нас беспокоить, тогда, безусловно, этот вопрос можно будет обсуждать. И потом, нет никаких препятствий ни для экономической, ни для коммерческой, ни для любой другой деятельности представителей дружественных нам стран, тем более из России, и я не вижу смысла в бесконечном педалировании этого вопроса, тем более на таком уровне. Эту тему надо отложить в сторону и продолжать наши нормальные, дружеские, добрососедские отношения.

– Ахра, мне кажется, что существует такой момент, что разработчики предложений не совсем хорошо и четко понимают позицию и проблемы абхазской стороны. Если можно, все-таки проговорите, какие именно опасения вызывает закон о двойном гражданстве в Абхазии?

– Вопрос демографического состава для абхазов стоял очень остро на протяжении всего XX века. Процент численности абхазов в Абхазии неуклонно снижался и дошел до 17%. И именно это послужило триггером начала горячей фазы нашей истории и боевых действий. Мы с огромным трудом отстояли право на суверенитет, несмотря на то, что нас было очень мало. Все граждане, которые считают, что Республика Абхазия должна идти суверенным путем, должны составлять здесь большинство, и наше законодательство о гражданстве учитывает эти наши национальные особенности, поэтому у нас нет этого пункта об автоматическом двойном гражданстве.

– Давайте вернемся к остальным пунктам данной программы.

– По поводу энергетики, не буду сейчас точно цитировать, как этот пункт там формулируется, но, в общем, сказано, что надо внести изменения в законодательство, позволяющее российским компаниям инвестировать в энергетическую отрасль. Я хочу сказать, что инвестировать в энергетическую отрасль можно и сейчас в соответствии с тем законом об энергетике, который был принят. Если у вас есть желание, вы можете инвестировать в генерирующую отрасль, вы можете инвестировать в распределительные сети, в локальную инфраструктуру, которая есть в городах и населенных пунктах. Это бизнес-поле открыто, там нет запретов для иностранных инвесторов. Запрет распространяется на передающие сети. Но, если вы посмотрите на законодательство других стран, в том числе европейских с их либеральной экономикой, там эти запреты тоже действуют, потому что все считают, что передающие сети – это стратегический ресурс, и им должно владеть только государство, чтобы в момент «икс» иметь над ним полный контроль. Вот почему именно этот вопрос вызывает больше всего споров.

Когда этот закон обсуждался в парламенте, депутаты постарались сделать так, чтобы, с одной стороны, себя обезопасить, а с другой стороны – открыть возможность для экономического партнерства и инвестиций. Там, правда, есть нюанс: можно вкладывать в генерирующие объекты мощностью до пяти мегаватт. Возможно, это мало и надо увеличить, но при этом обговорить, каким образом будет использована эта электроэнергия и какие могут возникнуть тарифы при инвестировании в электроэнергетику.

Мы не хотим, чтобы тарифы слишком высоко росли – это наше экономическое преимущество. Наше население – это пострадавшее население, и у него не очень большие доходы, не очень высокий уровень жизни, и мы хотели бы, чтобы низкий энергетический тариф был одной из привилегий наших граждан.

– Поясните, почему тарифы – это так важно для населения?

– Ну, в том числе, потому что у нас нет другой альтернативы – у нас не развита газовая отрасль, угольная, единственный источник энергии – это ИнгурГЭС, и если эта энергия будет дорогая, народ просто не в состоянии будет за нее платить. И так невысокий уровень жизни просто рухнет до очень низкого уровня. Когда мы сможем поднять уровень жизни населения, тогда только можно будет говорить об адекватных тарифах на электроэнергию. Пока, исходя из нынешнего положения дел в социальной сфере, говорить об этом, на мой взгляд, нецелесообразно.

– Что у нас там дальше?

– В одном из пунктов – 13-м или 14-м, не помню, – говорится о введении единых технологий и программных продуктов в области цифровизации экономики, обеспечивающих межотраслевую интеграцию. Это довольно странный пункт, потому что рынок программного обеспечения – это открытый рынок, вы пользуетесь теми продуктами, которые считаете более рентабельными и целесообразными для ваших целей и задач. Потом, в плане межотраслевой интеграции, там нет абсолютно никаких препятствий. Люди, которые пользуются совершенно разным программным обеспечением, прекрасно взаимодействуют, потому что существуют общие протоколы и общие форматы выходных документов и файлов, которые всегда либо взаимоконвертируемы, либо читаемы в разных системах. Здесь никаких проблем нет. Мне кажется, что мы должны использовать то программное обеспечение, тем более если речь идет о цифровизации государственных учреждений, которое считаем оптимальным и лицензии которого соответствуют нашим экономическим возможностям. Такая регуляция не принята в цифровом мире, он достаточно свободный и либеральный. Я делаю то, что считаю нужным, и никто мне в этом ничего указывать не может, потому что у меня есть свои интересы, у меня есть свое представление о рентабельности. Я не думаю, что здесь можно что-то кому-то диктовать и какой-то универсализм вводить.

– Называя пункты программы, которые вызывают у вас вопросы, вы, в том числе, обозначили пункт о гармонизации в сфере регулирования деятельности неправительственных организаций и иностранных агентов. Каково ваше отношение к данному пункту?

– Я удивлен тем, что этот пункт попал в документ, и тем более, был подписан. Да, в российском законодательстве есть неправительственные организации, которые определяются как «иностранные агенты», со всеми вытекающими. Но те организации, которые работают в Абхазии и зарегистрированы здесь, я считаю, «абхазскими агентами». На протяжении 27 лет после войны они выполняют огромный объем работы в сфере образования, психологической помощи, социальной помощи, помощи ветеранам, инвалидам, юридических консультаций, различного рода исследований в сфере статистики и опроса общественного мнения и т.д. Да, у них всегда есть четкая гражданская позиция, с которой многие не согласны, а многие согласны. Ну и что, в чем проблема? Тем более что многие президенты обращались к представителям гражданского общества за поддержкой в политических вопросах, в том числе. И действующий президент обращался к представителям неправительственных организаций именно за политической поддержкой, и такая поддержка ему оказывалась. Поэтому я не очень понимаю, почему под этим пунктом стоит его подпись. Надо делать что-то одно – либо не подписывать и исключить этот вопрос из повестки дня, либо не обращаться к представителям гражданского общества за политической поддержкой. Вы можете быть с чем-то не согласны, но вы должны понимать, что это часть вашего общества, и даже если вы не разделяете политических взглядов или взглядов на путь развития, но вы видите положительную динамику дел, работы, то вы должны понимать, что применять термин «иностранные агенты» невозможно. Да, они финансируются из-за рубежа, но у нас министерства многие финансируются из-за рубежа. Мы что, теперь должны и их называть иностранными агентами? Это, например, МВД, СГБ и другие, но это наши ребята, мы их любим, уважаем, кто бы их ни финансировал, они будут защищать абхазские интересы. То же самое – наши неправительственные организации.

– Ахра, те пункты программы, о которых мы поговорили, это все, что вызывает у вас вопросы? Или вы можете что-то еще к этому добавить?

– Есть в документе совсем непонятные пункты, которые относятся сугубо к внутреннему регулированию. Например, о внесении изменений в постановление кабинета министров о ввозе майнингового оборудования. Или разработка нормативного акта, регулирующего отношения энергоснабжающей организации и потребителя, имеющего оборудование для коммерческих вычислений, там еще говорится и про установление обоснованного тарифа и так далее. Я не понимаю, а что в ведении абхазской стороны тогда останется? Решение колхоза о строительстве птицефермы? Или это тоже надо гармонизировать? Как международный документ может опускаться до таких вот инструкций? Это не соответствует межгосударственному уровню диалога. Такая практика, когда одна сторона меняет свое законодательство или подстраивает его под некоторые стандарты другого государства или группы государств, существует. Например, после развала СССР страны Балтии, страны Югославии меняли свое законодательство по требованию ЕС, чтобы соответствовать его стандартам. Там и конституционные изменения были, и экономические. Но я хочу понять, к чему нас готовят? К вступлению в ЕврАзЭС? Да, мы не против, мы – с радостью, ради бога! Если такая цель будет, если нам скажут: «Граждане Абхазии, поменяйте свое законодательство, мы вас в ЕврАзЭС примем», пожалуйста, будем менять. Но для этого как минимум страны – члены ЕврАзЭС должны нас признать и выразить свое желание нас встретить и принять в эту организацию. А здесь в связи с чем эти масштабные изменения? Я не могу назвать это гармонизацией. Я не могу это назвать продолжением договора 2014 года. Я не могу назвать это и продолжением договора 2009 года! Это просто масштабная замена одного законодательства другим. Будет ли это работать? Не думаю, потому что у каждой страны, большой, средней или маленькой, есть своя специфика, есть своя культурная традиция, есть свои подходы к экономике и социальной сфере и так далее.

– В программе, которую мы сегодня обсуждаем, есть пункт о разработке стратегического плана развития Абхазии. Кто должен этот план разрабатывать и как этот пункт может быть реализован?

– План стратегического развития вполне мог бы заменить весь этот документ. Я бы, например, поставил вопрос так: надо выработать план стратегического развития страны, причем этот план должны разработать не за нас, а мы сами. И на основании этого плана уже смотреть, что мы должны совместно делать. Где мы делегируем свои полномочия Российской Федерации или ЕврАзЭС, если они нас признают, и что мы будем делать отдельно? Что мы будем делать похоже, а что не похоже? Этот план, заполнение этого пустого пространства должны были сделать мы. Вообще, на переговоры надо приходить со своей повесткой, и план стратегического развития – самая лучшая повестка. Деятельность любой власти должна начинаться или продолжаться в этом контексте. Мы должны определять основные пункты сегодняшней, завтрашней, послезавтрашней повестки дня и с этим приходить на переговоры с нашими друзьями. Тогда это будут конструктивные переговоры, а не так, как сейчас: абхазцы пришли с пустыми руками, ни одной идеи, ни одной инициативы, полное непонимание того, что происходит, а российская сторона взяла и выложила пакет изменений. У меня нет никаких претензий к российской стороне. Они предложили законы и нормативные акты, которые у них работают. Начальство поставило задачу: представьте план развития, они представили. Что обсуждать, когда другая сторона ничего не представила? Ну, вот и остается только то, что российская сторона разработала. Российская сторона выполняет свою задачу, а какую задачу мы выполняем? У меня полное ощущение, что мы выполняем только одну задачу – опираясь на свою исключительную договороспособность, получить доступ к российскому финансированию и с наслаждением приступить к его освоению. Вот наша задача. А для этой задачи стратегический план не нужен, не надо было заморачиваться, вот его и не было!

Елена Заводская

Эхо Кавказа

По решению президента Абхазии ограничительные меры в связи с распространением COVID-19 продлены до 12 января, а значит, внеплановые школьные каникулы продолжаются. Sputnik узнал, на что готовы пойти родители, чтобы вернуть детей в школу и что об этом думают учителя.

"Каникулы" были объявлены в школах и детских садах 15 октября из-за ухудшения эпидситуации в стране. Вернуться к занятиям школьники должны были с 24 ноября, но за парты они сядут уже в следующем году.

Асмат Цвижба, Sputnik

Пустить, нельзя оставить дома

Первые внеурочные выходные были объявлены в школах в марте. Еще до введения ограничений в родительских чатах Whatsapp разгорелась настоящая "война" – мамы и папы требовали распустить детей по домам и не подвергать их опасности, многие классы пустовали.

Несмотря на то, что с тех пор количество зараженных в Абхазии увеличилось в разы, участились случаи смертности, а Гудаутский госпиталь пополняется тяжелыми пациентами, настроения в родительских чатах изменились совершенно в другую сторону.

Большинство родителей считают, что продление каникул – мера излишняя. Дети засиделись дома в гаджетах, дистанционное образование не может заменить реального общения с учителем, нарушен режим дня и сна, а вернуться в школу с каждой неделей будет все сложнее.

Мама двоих детей Саида придерживается того же мнения – пора вернуть детей в школу. По ее словам, помимо того, что ее сын первоклашка еще даже не успел привыкнуть к учительнице и новому режиму, ребенка некому оставить, ведь на родителей карантин не распространяется.

"Сейчас к нам, к счастью, приехала тетя на время, и она смотрит за детьми, пока я на работе. Когда я прихожу с работы, я сменяю ее, но ведь нужно еще сделать уйму дел по дому и все успеть", - объяснила Саида.

Саида призналась, что изначально была за дистанционное обучение, так как другого выхода не было. Но, по словам женщины, задания детям присылали лишь первые три недели, а после перестали и причин никаких не назвали. Пришлось осваивать программу с ребенком самостоятельно, на что времени практически нет, да и ребенок в таком режиме учиться не хочет.

"Приходится практически шантажом заставлять его учиться, потому что режима никакого нет", - добавила Саида.

С Саидой согласна и мама двух учеников сухумской школы Эсма. По ее словам, карантин большее испытание для родителей, чем для детей.

"Думаю, что школы не стоит закрывать, нужно просто адаптироваться под новые реалии. Соблюдать все меры предосторожности, гигиенические условия. Многие родители остались в безвыходном положении, им просто некуда деть детей, пока они работают. Ведь не у всех есть поблизости бабушки и дедушки, которые могут выручить в нужный момент", - считает она.

Главное – здоровье

Однако не все родители против продления ограничительных мер. У Эльвиры двое детей – девочка, которая учится в четвертом классе и мальчик, которому еще нет и года. Несмотря на то, что уделять внимание старшему ребенку, да еще и регулярно с ней заниматься, когда приходится смотреть за малышом, не так просто, женщина против того, чтобы возобновлять школьные занятия.

"Да, заниматься с ребенком дома не так просто. Она не слушает меня так, как учителя, пытается увиливать и давить на жалость. Но лучше немного отстать от программы, чем подвергать ее здоровье опасности. Мало того, что можно заразиться коронавирусом, так к этому еще прибавились и веерные отключения, которые попадают на часы занятий. Ведь классы не отапливаются печами, и дети будут зимой сидеть в холоде. Даже если правительство решило бы не продлевать карантин, я бы не отправила ребенка в школу", - рассказала женщина.

По словам Эльвиры, в их родительском чате все чаще обсуждают вариант оставить детей на второй год, так как многие не могут усвоить программу самостоятельно. А дистанционное обучение никак не восполняет пробелы.

"Думаю, многие утрируют ситуацию, я не вижу необходимости оставлять ребенка на второй год. В годы войны (Отечественной войны народа Абхазии- ред.) дети тоже не ходили в школы, но мало кто оставался на второй год. А сейчас не война, есть возможность самим уделить внимание ребенку", - считает она.

Не все родители видят повод для беспокойства в том, чтобы оставить детей на второй год.

"Думаю, что родители просто разводят панику. Что такого в том, что ребенок останется на второй год? Возможно, это даже к лучшему. Ребенок окончит школу в 18 лет и может немного более осознанно подойти к выбору профессии", - объяснила мама второклассницы Лика.

"Вернем школу детям"

Родителей пицундских школ настолько возмутил факт продления ограничений, что в Facebook они создали специальную группу "Вернем школу детям".

В описании группы утверждается, что прямой связи между заболеваниями и ограничительными мерами "не существует и быть не может", а школы не укомплектованы специальным оборудованием для проведения дистанционных занятий.

"Дорогие граждане, нарушаются наши конституционные права, у наших детей хотят отнять доступ к образованию. Универсального решения проблемы нет, а раз нет иных технических способов продолжения обучения, то необходимо вернуться к стандартной очной форме с поправками на количество учащихся, а также введением дополнительных смен", - также говорится в описании группы.

Возмущения родителей вышли за рамки интернета. Во вторник 24 ноября около 40 родителей пицундских школы и школы поселка Лдзаа собрались у администрации Пицунды и попросили главу обсудить текущие проблемы образования.

"Ранее мы уже обсуждали эту тему с местным депутатом и главврачом нашей больницы, и все пришли к одному мнению, что нужно все подготовить для того, чтобы дети пошли в школу, для этого у нас есть возможности, и нет никакой опасности в школах Абхазии. Мы не сможем организовать дистанционное образование, дети технически не оснащены, кроме того, не всегда есть интернет и свет. У нас забрали наши подписи, чтобы донести до министра образования, что родители Пицунды не согласны с таким решением правительства и чтобы были приняты какие-то меры", - рассказала одна из родительниц Пицунды Мадина Гумба.

Мнение педагога

С возмущениями родителей согласны и педагоги. Преподаватель физики Сухумской пятой средней школы Ия Джопуа признается, что учителя пытаются налаживать онлайн связь с учениками, но удается им это с переменным успехом – не у всех детей и учителей есть постоянный доступ к интернету и гаджеты. Ко всему прочему к существующим проблемам добавились и веерные отключения света.

"А что делать, к примеру, многодетным семьям? Ведь там на каждого ребенка должен быть отдельный гаджет и отдельная комната, чтобы не мешать друг другу Если я скажу вам, что все дети, которым мы посылаем задания, присылают выполненные, я вам совру. К тому же, это дети – кто-то просыпает, кто-то не делает заданий, когда родители уходят на работу", - объясняет педагог.

К тому же, в стороне остался воспитательный процесс, напоминает Джопуа.

"К примеру, мы планировали организовать в декабре День добра в школе. А теперь начальство говорит провести его онлайн. И вот я уже несколько дней ломаю голову над тем, как это сделать", - признается она.

В сложившейся ситуации многие родители предпочли отдать детей на частные занятия к репетиторам или организовать групповые занятия со школьным педагогом.

"О том, что такие занятия проходят с педагогами нашей школы, я не слышала. Но, честно говоря, я бы тоже отправила ребенка на занятия с репетитором, если бы у меня была такая возможность, потому что он уделяет ему индивидуальное внимание. Но с другой стороны, если пускают к репетитору, то почему нельзя ходить в школу", - считает Джопуа.

По мнению педагога, чтобы полностью наверстать программу за текущий учебный год нужно проводить занятия летом.

Директор Пицундской абхазской средней школы Дона Малия также считает, что дистанционное образование не сможет заменить обычного. С учениками педагог держит связь по мессенджерам и пытается вести групповые видеозанятия.

"Некоторые родители думают, что мы за дистанционное обучение, но это совсем не так. За один час мне нужно опросить учащихся – результата такого, как на обычном уроке не будет. Дети не получают полноценного образования. Школы не готовы к такому формату работы.

Мы привыкли видеть глаза детей, узнать, понял ли ребенок тему", - сказала она.

По мнению педагога, в малочисленных районных и сельских школах, где в классе учатся не так много детей, можно возобновить учебный процесс и организовать частичное посещение. Вновь занятия должны посещать ученики первого и одиннадцатого класса, а выпускники могут заниматься по тем предметам, которые необходимы им для поступления в вузы, считает Малия.

Программа формирования общего социального и экономического пространства между Россией и Абхазией была подписана во время встречи президента республики Аслана Бжания с президентом России Владимиром Путиным в Сочи 12 ноября. В ней 46 пунктов, содержащих перечень законов и норм, которые должны быть приняты в Абхазии, чтобы гармонизировать ее законодательство с российским. Один из пунктов касается инвестиций в энергетическую отрасль. Своим видением этой темы поделилась депутат парламента Абхазии Натали Смыр.

– Натали, в программе есть четвертый пункт, в котором предлагается разработка и принятие нормативных правовых актов, регулирующих привлечение инвестиций российских электросетевых компаний в целях развития и модернизации электросетевой инфраструктуры и обеспечения энергобезопасности Республики Абхазия. Что вы, в общем, знаете об этом документе и как оцениваете этот, четвертый, пункт?

– С точки зрения привлечения инвестиций, – это прерогатива исполнительной власти. Свою точку зрения парламент, конечно, выскажет, если это будет интересно государству.

– Натали, как это соотносится с запретом на приватизацию объектов энергетической отрасли, который есть в законодательстве Абхазии?

– Я хочу, чтобы было понято, почему мы приняли закон в 2017 году, на тот момент главой государства был Рауль Джумкович (Хаджимба). Вы думаете, тогда не поступали эти вопросы? Как раз тогда они и поступали, шли переговоры. В рамках Межправкомиссии обсуждался вопрос привлечения инвестиций. Поверьте мне, это вопрос не сегодняшнего дня. И тогда был принят специально такой запретительный закон о невозможности продаж. Генерирующие и передающие сети мощностью более пяти мегаватт проданы быть не могут, это – собственность государства. Сделано это было для защиты энергетики, чтобы она осталась в собственности государства.

– После обсуждения и негативной реакции на предложение о приватизации объектов энергетической отрасли, которое было в предыдущей версии этого документа, ранее опубликованного в Абхазии, в нынешнем варианте «приватизация» заменена на «инвестиции» в энергетическую отрасль. Насколько важна эта поправка, с вашей точки зрения?

– По инвестициям я, например, точно знаю, у меня есть инсайдерская информация, что теперь речь идет об аренде. Давайте обратимся к фактам. Вот, СухумГЭС была отреставрирована, в нее были вложены большие деньги, и она взята в аренду. А какая выгода от этого государству? Что оно получает от работы СухумГЭС? Я хочу сделать запрос о том, какие платы прошли и что происходит в результате передачи СухумГЭС в частные руки с точки зрения пользы для государства? Хочу выяснить КПД СухумГЭС в пользу государства. Если таковая выгода есть, то надо просто хлопать в ладоши и кричать «ура»!

Чтобы вы понимали, есть в с. Шешелет перепадные ГЭС – вторая, третья и четвертая. Чтобы их восстановить и эти инвестиции окупить, надо понять цену вопроса. Электричество не будет стоить сорок копеек, как сейчас. Не надо быть ни энергетиком, ни экономистом, чтобы это понять, надо просто уметь считать. Если вы привлечете крупного инвестора, он захочет окупить все свои инвестиции, а что будет на выходе? Повышение цены на электроэнергию. Если они это могут, почему мы не можем? Скажите мне! Я вообще не могу понять наше государство в этом вопросе. В чем выгода государству, людям, простому народу, в чем? Объясните, я просто понять не могу, что происходит?

– У местных людей в Абхазии совсем нет денег, чтобы вложиться в реконструкцию ГЭС? Как местные инвесторы могли бы это сделать?

– Даже при цене сорок копеек за киловатт/час, сколько мы собираем этих платежей? 30%? Давайте начнем лучше администрировать, давайте улучшать качество! Мы приняли то злополучное постановление кабмина о легализации майнинга в рамках сорока мегаватт. Я хочу спросить, а кто получит эти сорок мегаватт? И что, это будет только плата за электроэнергию? А где доходы, облагаемые в пользу государства, скажите мне?

Дорожную карту по передаче в аренду мы уже написали, а дорожную карту по тому, как энергетику реанимировать, возродить постепенно, потихоньку из года в год, мы ни разу не написали. Я знаю, что был такой проект, выстроить параллельно нашим сетям еще одну линию, которая уйдет в Россию, а нам будет плата за транзит. Но это же будут сорок или пятьдесят копеек, а все остальное – все доходы и прибыль – все будет уходить из Абхазии. Нам практически ничего не будет оставаться. Мы все время обвиняем то Хаджимба, то еще кого-то, но за 27 лет, правда, не написана программа по восстановлению нашей энергосистемы. Мы что не могли потихоньку восстанавливать по одной перепадной ГЭС? Не стоит такая цель, понимаете?!

У меня такое дикое впечатление, что мы живем, как при Ленине, надо разрушить все до основания, а затем «мы наш, мы новый мир построим». Какой мы новый мир построим с учетом вливаний российских инвестиций и российского капитала? Даже если не российского, вообще капитала. Ну, какой инвестор захочет вложить деньги и не получать прибыль? А с нашими такими плохими сетями будут большие вложения, но, когда у нас будут отключения света, будет, как при перетоке, мы будем платить по 2 рубля 70 копеек за киловатт/час. Мы будем вынуждены у них покупать электроэнергию по рыночной цене. Мне обидно, что мы себя, наше будущее оставляем без какой-либо надежды, без каких-то активов! Ну, почему так?!

Народ, который готов продать все, что имеет, обречен. У меня вот такое пессимистическое настроение. Энергетику продать, недвижимость тоже сейчас начнем продавать. Зачем, когда можно инвестиции в бизнес вкладывать, и так официально можно СП (совместное предприятие) открывать, для нерезидентов счета открывать можно. То есть можно все делать, может прекратить уже просто так издеваться?!

Вот сейчас эти 46 вопросов стоят на повестке, пусть исполнительная власть весь пакет пришлет в парламент, а мы будем сидеть и принимать. Я вас уверяю, что ряд вопросов из этих 46 необходимы. Если мы приведем ряд положений в соответствие с Россией, там есть хорошие замечания и хорошие предложения, почему нет? Пусть исполнительная власть нам принесет, а мы сядем и будем работать, и депутаты, думаю, готовы. Пусть исполнительная власть начнет делать что-то, а мы готовы с ней взаимодействовать.

Елена Заводская

Эхо Кавказа

Программа формирования общего социального и экономического пространства между Россией и Абхазией была подписана во время встречи президента республики Аслана Бжания с президентом России Владимиром Путиным в Сочи 12 ноября. Проект этого документа уже обсуждался экспертным сообществом Абхазии больше месяца тому назад. Однако подписанная программа отличается от проекта. Своим впечатлением от документа поделился абхазский экономист Ахра Аристава.

– На сайте президента Абхазии была опубликована программа формирования общего социального и экономического пространства между Россией и Абхазией. Ваше общее впечатление?

– Первое впечатление о документе – хочется похвалить российских коллег. В глаза бросается, что интересы российской стороны очень хорошо защищены. Если честно – не хочу никого обижать, – интересы абхазской стороны в документе не очень убедительно защищены.

– В чем проявляется в документе незащищенность абхазской стороны?

– Ну, например, здесь есть пункт про тарификацию электрических сетей и в целом энергетики Абхазии. Если так ставится вопрос, то нам же тоже может быть интересна в перспективе тарификация российского газа, российских нефтепродуктов и других жизненно важных и необходимых нашей стране ресурсов.

– Какую опасность в тарификации вы видите?

– Дело в том, что каждый шаг, связанный с повышением тарифов или налогов, влияет на социальную защищенность населения и уровень жизни, все это надо соизмерять. Без экспертной оценки этой ситуации мы всегда приходим к политическому кризису, страна попадает в зону политической турбулентности, начинаются стрессовые ситуации. Любой митинг, любое выступление – вы знаете, как это у нас проходит.

Или, например, касаемо защиты интересов российских инвесторов в Абхазии, там же есть такой пункт… На мой взгляд, получился однобокий документ. Важнейший пункт в договоре 2014 года – о невмешательстве в дела друг друга. И это – ключевой пункт! Исходя из него, должны формироваться все остальные вопросы. Я думаю, здесь нужны по каждому пункту комментарии тех, кто участвовал в переговорах.

Когда договор 2014 года готовился и подписывался, я работал в правительстве заместителем министра экономики. Мы тогда отстояли особое положение Республики Абхазия в налоговых и таможенных вопросах. Если открыть договор – там эти главы вообще убраны.

– Ахра, какую опасность в рамках гармонизации налогового законодательства вы видите для Абхазии?

– Опасность прямая. Дело в том, что в экономике ключевыми моментами всегда являются менталитет и внешняя среда. Не всегда российские коллеги хорошо знают ту реальность, которая есть в Абхазии, так же, как и мы не знаем реальность в разных регионах России. Например, если россияне, греки, поляки платят НДС 20%, не факт, что абхазы тоже будут согласны на такую налоговую нагрузку.

Следующая ситуация – с вывозом мандаринов в Россию. У них есть правило, которое недавно вступило в силу, что можно завозить товары для собственных нужд без налогов только на 500 евро, а у нас – на 150 тысяч рублей. Теперь, что такое унификация? Это означает, что мы тоже должны опустить эту планку? Я не думаю, что это будет радостно воспринято нашими гражданами.

Вопрос в том, что нужно иметь собственный план развития – краткосрочный, среднесрочный и долгосрочный. И тогда вести переговоры с Россией будет намного легче. Если у вас нет собственного плана, вы становитесь частью чужого плана. Это банальная истина. Будет свой план, и будет понятно, гармонично выглядят российские предложения по отношению к национальному плану или нет. Это все важные моменты. Например, пункт об образовании. Наши дети будут сдавать ЕГЭ или мы перейдем на другую систему образования? В программе просто написано: «подготовка законопроекта об образовании», а что это значит? Нужны комментарии тех, кто работал над документом с абхазской стороны. По каждому пункту возникает масса вопросов.

– Ахра, в этой программе есть пункт 37-й – это разработка и подписание меморандума и плана-графика приведения законодательства Республики Абхазия в соответствие с законом Российской Федерации, регулирующим деятельность некоммерческих организаций и иностранных агентов. Каково ваше отношение к данному пункту?

– Да, я всегда говорил, что российское чиновничество – это уже часть мировой художественной литературы. То, как они понимают и как они исполняют российские законы, конечно, удивляет не только нас, но многих. Мое отношение к данному пункту – спокойное. Каждый гражданин, чем бы он ни занимался, даже если он получает иностранные гранты, обязательно должен быть прозрачен и подотчетен. Любой финансовый оборот должен быть прозрачен. Этот вопрос не надо политизировать.

– Ахра, я сама более десяти лет проработала в некоммерческой организации и хорошо знаю, что абхазские НКО проходят ежегодный аудит в налоговой инспекции. И дело не в том, как российские чиновники исполняют закон, а в том, что Государственная дума уже в несколько этапов ужесточает этот закон. И дело в правоприменительной практике в России по отношению к этим организациям, когда любое мало-мальски неугодное власти НКО подвергается репрессиям на основе этого закона.

– Опять же – это вопрос внешней среды и менталитета нашего народа. Это вопрос того, как абхазская сторона будет защищать наш образ жизни и наш менталитет. Нам же никто не запрещает это защищать? В Абхазии другая культура, у нас за тысячелетия люди привыкли говорить правду в лицо. И только потому, что кто-то финансирует какие-то организации из-за границы, абхазу или гражданину Абхазии, а у нас русские и армяне, которые здесь выросли, живут по одним законам, рот уже не закроешь. То есть эти инструменты в Абхазии работать не будут. Никак. И опять же – это вопрос защиты абхазского образа жизни. Ведь власть выбирают для чего? Для того, чтобы она защищала национальные интересы Республики Абхазия. И в этом вопросе, в том числе.

Елена Заводская

Эхо Кавказа

Президент Абхазии Аслан Бжания ранее заявлял, что Россия окажет помощь Абхазии на время проведения ремонтных работ на ИнгурГЭС.

СУХУМ, 25 ноя - Sputnik. Россия готова обеспечить Абхазию электроэнергией с 1 декабря 2020 года, сообщает пресс-служба Министерства экономики республики.

Российская сторона подтвердила техническую возможность организовать переток электроэнергии в Абхазию по итогам переговоров, которые состоялись в Министерстве энергетики Российской Федерации.

Абхазскую сторону представляла вице-премьер, министр экономики Абхазии Кристина Озган.

В среду 25 ноября стало известно о сокращении графика веерных отключений электричества на территории Абхазии до двух часов в сутки.