На прошлой неделе парламент Абхазии внес изменения в некоторые законодательные акты, регулирующие поступление налога на прибыль. В результате, у местных бюджетов забрали внутренний и ввозной налог на добавленную стоимость, а взамен передали им 100% налога на прибыль. Председатель комитета по бюджету, кредитным организациям, налогам и финансам Натали Смыр пояснила, в чем смысл внесенных изменений.

– Натали, недавно появилась информация о том, что парламент принял закон, в соответствии с которым 100% налога на прибыль теперь будет поступать в местные бюджеты. Поясните, пожалуйста, в чем смысл этого закона, что он даст местным бюджетам?

– Каждый год при принятии бюджета в парламент наряду со всеми документами приходят нормативы отчислений налогов в местные бюджеты. Это всегда прикладывалось, во все времена. Но налог на прибыль регулируется отдельным законом, и он делился 50 на 50. При обсуждении данного законопроекта министр финансов Владимир Делба аргументировал тем, что НДС должен администрироваться в одном месте: у нас же есть ввозной НДС и внутренний НДС, и они должны администрироваться в одном месте, то есть, на республиканском уровне. Но, поскольку было принято решение, чтобы НДС аккумулировался в местных бюджетах, норматив расщепления был у каждого района свой.

– А что понимается под «нормативом расщепления»?

– Я могу пояснить на примере Гудаутского района. Внутренний НДС там расщеплялся следующим образом: 90% поступало в местный бюджет и 10% – в республиканский. НДС – это живой вид налога, если налог на прибыль администрируется раз в квартал, то поступления НДС происходят почти ежедневно, он поступает в течение месяца, и есть возможность получения живых денег. Поскольку у нас всегда проблема с ликвидностью в государстве, пошли по такому пути: НДС забрали в доходы республиканского бюджета, а в районы отдали налог на прибыль. Допустим, я платила сто рублей налога на прибыль раз в квартал, при этом 50 рублей отчислялись в местный бюджет и 50 рублей – в республиканский. А теперь все сто будут поступать в местный бюджет.

– То есть, у районов забрали НДС и дали им налог на прибыль, а насколько это равноценный обмен для местных бюджетов?

– Абсолютно не равноценный, но, если вы обратили внимание, то межбюджетные трансферты при принятии бюджета 2021 года выросли в разы. Это значит, что бюджет республики дает межбюджетные трансферты на сумму, недостающую по НДС. В частности, Гудаута имела, скажем, порядка 30 млн рублей доходов по НДС…

– А сколько будет сейчас?

– Она будет иметь половину, но разницу даст государство в виде межбюджетного трансферта. Будет вноситься изменение в закон о бюджете и бюджетном устройстве, там будет меняться еще одна статья, и в случае исполнения доходной части самого местного бюджета дотация, то есть, межбюджетный трансферт может быть уменьшен.

– Получается, что в итоге местные бюджеты лишатся части своих доходов, правильно я вас поняла?

– Они лишаются определенной части своих доходов, но при этом получают межбюджетные трансферты на недостающую сумму. Если год будет доходный, то на эту разницу республиканский бюджет их не профинансирует.

– Натали, оцените, пожалуйста, значение этого законопроекта для местных бюджетов и для республиканского бюджета.

– Честно говоря, самый большой процент расщепления был в Гудаутском районе. Гудаутцы должны были все-таки отстаивать, это – роль местных органов самоуправления. Если они готовы молчать, тогда в чем проблема? Почему никто из них, кроме представителей Гудаутского собрания, даже не возмутился? И потом, факт возмущения – это одно, но совсем другое дело – отстаивать. И еще один момент. В основном все бюджеты находятся на дотации. Если вы обратите внимание, то у нас межбюджетные трансферты достигли суммы 1 млрд 100 млн рублей, а вместе с Пенсионным фондом – 1 млрд 200 млн рублей. Уровень администрирования доходов местными органами очень низкий. Я поддержала эти изменения, потому что, откровенно говоря, все паразитируют на этих дотациях. То есть, мы не повышаем качество и уровень доходов местных бюджетов, мы все сидим и смотрим на бюджет государства, ну, что это такое? Я долго ждала, может быть, кто-то придет, возмутится или обратится, но районы даже не подумали это сделать! Сидят и ждут, когда им централизованно спустят межбюджетные трансферты. 190 млн рублей межбюджетный трансферт Гальского района, 220 млн рублей – Гудаутского! Основная часть расходов местных бюджетов – это межбюджетные трансферты. Меня, что возмущает, и вы правильно ставите вопрос: зачем нужна была эта манипуляция? Почему местные органы самоуправления даже не возмутились? А им все равно. Они получают дотации и сидят тихо. А зачем им напрягаться? Ни один из районов не стал отстаивать свои интересы, хотя прежде чем этот закон попал в парламент, проводились консультации с местными финансовыми органами и с ними обсуждали эту тему.

– И как же они реагировали?

– Я же сказала, что кроме Гудаутского района не возмутился никто. Нам уже пора прекратить эти дотации и межбюджетные трансферты, качество и уровень администрирования надо повышать. Мы просто паразитируем на собственном государстве. Я это из года в год говорю, но меня никто почему-то не слышит. Так дальше просто нельзя, районы должны начать администрировать свои доходы, должны их повышать. Это же возможность сделать у себя в районе на порядок больше, если хорошо администрировать и хорошо взимать налоги. Это некий стимул, чтобы районное руководство отслеживало работу организаций, находящихся в их районе.

Елена Заводская

Эхо Кавказа

Президент Аслан Бжания на встрече с представителями Общественной палаты рассказал о своем отношении к Программе формирования общего социального и экономического пространства между Российской Федерацией и Республикой Абхазия. Он декларировал необходимость сближения с Российской Федерацией и участия в интеграционных процессах на постсоветском пространстве. Вопросы энергетики, перевооружения абхазской армии, безопасности и продажи недвижимости, считает он, невозможно решить без России и учета ее интересов.

Президент Абхазии Аслан Бжания начал разговор с военных угроз, которые стали более явными после недавней войны в Нагорном Карабахе. Он сообщил, что посетил абхазские воинские части, остался недоволен увиденным и считает, что вопросы военной безопасности надо решать в первую очередь:

«С учетом того, что мы не имеем мирного договора, а Грузия до сих пор считает Абхазию своей территорией и значительное количество государств с ней в этом солидарны, вопрос военной безопасности выходит на первый план. Я вчера ездил по воинским нашим частям. И я даже не знаю, какими словами выразить то, что я там увидел. В этом плане предстоит огромная работа. Это самое сложное направление деятельности государства. Вы, наверное, хорошо помните события 2008 года на Южном Кавказе. Признание Россией Абхазии и Южной Осетии вызвало глобальные последствия. Укрепление нашего союза, прежде всего, военного и создание единой территории оборонной безопасности становится на первый план. За этот мир надо будет платить, этот мир надо поддерживать, содержание вооруженного человека – это не дешевое мероприятие».

Следующая тема в выступлении Аслана Бжания касалась пандемии и возможности справиться с ней. На борьбу ковидом было израсходовано около 500 млн рублей. Доходная часть абхазского бюджета по итогам года не досчитается примерно 1 млрд рублей, так как деятельность многих предприятий была остановлена. Хорошая новость заключается в том, что по прогнозам, известным главе государства, в первом полугодии 2021 года проблема ковида должна быть решена.

Далее, Аслан Бжания перешел к энергетике. Система настолько обветшала, что для ее реанимации необходимо около 10 млрд рублей, обращаться за помощью не к кому, кроме как к России. Без российского инвестора ни экономику развивать, ни электричество в домах иметь нет никакой возможности. В общем, сказал Бжания, пришло время посмотреть правде в глаза:

«Нам нужны инвестиции. На каких условиях мы их получим – об этом надо будет говорить. Вот когда мы встанем перед выбором: иметь свет, не иметь свет, иметь свет, который будет стоить определенных сумм денег, нам сделать выбор будет проще. Жизнь заставит. Придет время, когда правде надо будет смотреть в глаза, поэтому к такому надо быть готовым. Мы в этом ключе будем действовать вместе с парламентом, мы будем в некоторых случаях апеллировать к мнению нашей общественности, мы будем во главу угла ставить интересы нашего населения».

Продажа недвижимости иностранным гражданам была в первой редакции Программы формирования общего пространства, в последующем она из нее исчезла, однако это вовсе не означает, что вопрос снят с повестки дня. Президент считает эту тему полезной, он напомнил, что в очереди на получение жилья стоят примерно 2500 человек, чтобы их обеспечить, необходимо около 6 млрд рублей. Таких денег у правительства нет, поэтому в вопросе продажи недвижимости «нужен прагматичный подход».

Президент Абхазии рассказал о том, что во время встречи с президентом России встал вопрос о создании союзного государства. Аслан Бжания смотрит на такую перспективу позитивно и не видит в этом рисков:

«Владимир Владимирович на встрече говорил о том, что ситуация на евразийском континенте и в целом в мире складывается таким образом, что нам нужны особые отношения с Белоруссией, нам нужны особые отношения с абхазами, нам нужны особые отношения с теми, кто считает нас близкими. Будут происходить глобальные процессы, и, видимо, группа государств на постсоветском пространстве, если это будет соответствовать интересам их народов, будет организовывать некий союз. И мы, если наше население не будет возражать, будем думать над этим. Похоже, что к этому все идет, и я не вижу в этом рисков, если правильно к процессам подойти».

Член Общественной палаты интересовалась тем, какой смысл вкладывается в понятие «единое социально-экономическое пространство»? Отвечая на вопрос, Аслан Бжания напомнил, что в свое время Абхазия обращалась к России с просьбой об ассоциированных отношениях. Все стремятся к лучшему, резюмировал он, и это неплохо получилось в Евросоюзе, «когда у каждой страны есть суверенитет, но нет такого безобразия, как на пункте пропуска «Псоу».

Прозвучал вопрос о том, есть ли у президента планы по сокращению слишком большого парка служебного автотранспорта и раздутого управленческого аппарата? Депутатов и в целом бюджетников в Абхазии тоже слишком много в расчете на численность населения. Президент согласился с тем, что расходы на содержание аппарата слишком велики и добавил, что об этом же говорят российские партнеры. В этом году на софинансирование зарплат абхазским бюджетникам Россия выделила 1 млрд рублей. По этой теме ведутся переговоры, и в течение года – полутора лет придется сократить эту сферу примерно на 5%.

Президент неодобрительно отозвался о судьях, сказав, что им повысили заработную плату, но качество их решений от этого не улучшилось, а судейское сообщество в целом охарактеризовал как «закрытый клуб». В борьбе с коррупцией тоже нет достижений, но по его словам, какие-то серьезные перемены намечаются в системе МВД, где зарплаты сотрудников будут увеличены на 70%.

В сфере сельского хозяйства пообещал, что будет оказываться точечная поддержка в развитии предпринимательства.

Представителей Общественной палаты интересовали возможности альтернативных источников энергии, в частности, газа. Вопрос газификации Абхазии пока не решен, но предварительный документ подписан, и Владимир Путин дал соответствующее поручение. Аслан Бжания проинформировал, что в ближайшее время поедет в Москву и будет обсуждать в том числе и этот вопрос. По его мнению, очень высокая вероятность, что этот проект будет реализован.

Елена Заводская

Эхо Кавказа

Программа формирования общего социального и экономического пространства между Россией и Абхазией была подписана во время встречи президента республики Аслана Бжания с президентом России Владимиром Путиным в Сочи 12 ноября. Проект этого документа вызвал общественный резонанс, его анализируют и обсуждают в Абхазии на разных уровнях. Программа декларирует гармонизацию законодательств двух стран, но, по мнению предпринимателя, специалиста в области IT-технологий, экс-депутата парламента Ахры Бжания, она не соответствует уровню межгосударственного диалога.

– В документе, опубликованном на сайте президента Республики Абхазия, который состоит из 46-ти пунктов и касается гармонизации законодательств России и Абхазии, мы видим, что те мероприятия, которые перечислены, привязываются к Договору о союзничестве и стратегическом партнерстве от 2014 года. Ахра, по-вашему, какой смысл в такой привязке и насколько то, что предлагают Абхазии сделать в рамках этих 46-ти пунктов, имеет отношение к этому большому договору?

– Честно говоря, я тоже не совсем понимаю, почему в пункте «Мероприятия» в этом документе прямо написано: «в целях реализации положений Договора о стратегическом союзничестве от 2014 года». Хочу напомнить буквально по пунктам, что было предметом того договора: первое – это проведение скоординированной внешней политики; второе – формирование общего пространства обороны и безопасности; третье – содействие социально-экономическому развитию Республики Абхазия; четвертое – создание условий для полноценного участия Республики Абхазия в интеграционных процессах на постсоветском пространстве; пятое – сохранение общего культурного пространства. Ни в одной из статей, которые в дальнейшем раскрывают суть этих положений, вы не найдете вопроса ни о двойном гражданстве, ни о миграционной политике, ни о вопросах энергетики, ни о вопросах добычи криптовалют или регулирования деятельности неправительственных организаций. Там этого просто нет, поэтому я не понимаю, как этот документ может быть логическим продолжением или каким-то развитием Договора о стратегическом сотрудничестве от 2014 года?

Какие-то пункты нынешнего документа упоминаются в том договоре – в частности, там есть положение о регулировании таможенного и налогового законодательства. Но в договоре говорится о сближении позиций, сближении законодательств в этих вопросах для того, чтобы прозрачнее, проще и эффективнее осуществлять деятельность и таможни, и в сфере инвестиций, и в сфере налогообложения тоже. Здесь же, при прочтении этого документа, у меня сложилось впечатление, что я вижу просто набор инструкций, которые надо железно выполнить без всякого сближения, без всякой гармонизации, как указано в этом документе.

Ну вот, например, хочу еще раз точно процитировать из этого документа (программа гармонизации): «…разработка и принятие нормативно-правового акта о предоставлении бюджетных кредитов, об исполнении бюджетов государственных внебюджетных фондов, о порядке распределения между административными единицами Республики Абхазия субвенций из республиканского бюджета…». Это не сближение законодательств – это просто замена одного законодательства другим.

Если уж мы упомянули большой договор от 2014 года, есть смысл сказать о его исполнении тоже. Когда я слышу слово «развитие чего-то», я предполагаю, что вот, мы завершили какой-то один этап, исчерпали пункты повестки дня, которые заложили, теперь хотим двигаться дальше. Но я хочу вам сказать, что мы далеко не исчерпали пункты и фундаментальные положения того договора, которые были в него заложены. Например, создание объединенной группировки войск и переоснащение абхазской армии современными видами вооружения, что точно было записано в этом договоре, но этого нет; совместная охрана восточных границ, техническое и технологическое обустройство этой границы; поднятие заработной платы абхазских бюджетников до среднего уровня Южного федерального округа России, и то же самое по пенсиям. Эти пункты мы еще не осуществили.

Да, многое сделано, но многое не сделано, и то, что не сделано, было фундаментальными положениями этого договора. Может быть, есть смысл сначала это закончить, а потом уже думать о развитии? А так, мы одно не закончили и сейчас пытаемся развивать что-то другое – так не бывает, так в международных отношениях процесс не выстраивается. Нужна какая-то последовательность и логика действий, но здесь я ее не вижу.

– Назовите те пункты, которые у вас вызывают наибольшее число вопросов.

– Конечно, я не могу комментировать все пункты этого документа, но я надеюсь, что специалисты в соответствующих областях это сделают. У меня вызвали вопросы несколько пунктов программы – это вопрос двойного гражданства, вопросы, связанные с изменениями в энергетическом законодательстве, вопрос о единых технологиях и программных продуктах, вопросы, связанные с регулированием деятельности некоммерческих организаций в Абхазии, и ряд других более мелких вопросов.

– Пожалуйста, конкретизируйте эти пункты и поясните, какие именно вопросы в связи с ними у вас возникают?

– Что касается двойного гражданства, этот вопрос постоянно в повестке дня. Он стоял и в 2014 году, и тогда абхазская сторона отклонила этот пункт по следующим соображениям: принятие любого положения о двойном гражданстве усиливает нагрузку на наше и без того шаткое демографическое положение. Это важный для нас момент, и мы считаем эту тему табуированной. Когда мы выйдем на такой уровень, что это перестанет нас беспокоить, тогда, безусловно, этот вопрос можно будет обсуждать. И потом, нет никаких препятствий ни для экономической, ни для коммерческой, ни для любой другой деятельности представителей дружественных нам стран, тем более из России, и я не вижу смысла в бесконечном педалировании этого вопроса, тем более на таком уровне. Эту тему надо отложить в сторону и продолжать наши нормальные, дружеские, добрососедские отношения.

– Ахра, мне кажется, что существует такой момент, что разработчики предложений не совсем хорошо и четко понимают позицию и проблемы абхазской стороны. Если можно, все-таки проговорите, какие именно опасения вызывает закон о двойном гражданстве в Абхазии?

– Вопрос демографического состава для абхазов стоял очень остро на протяжении всего XX века. Процент численности абхазов в Абхазии неуклонно снижался и дошел до 17%. И именно это послужило триггером начала горячей фазы нашей истории и боевых действий. Мы с огромным трудом отстояли право на суверенитет, несмотря на то, что нас было очень мало. Все граждане, которые считают, что Республика Абхазия должна идти суверенным путем, должны составлять здесь большинство, и наше законодательство о гражданстве учитывает эти наши национальные особенности, поэтому у нас нет этого пункта об автоматическом двойном гражданстве.

– Давайте вернемся к остальным пунктам данной программы.

– По поводу энергетики, не буду сейчас точно цитировать, как этот пункт там формулируется, но, в общем, сказано, что надо внести изменения в законодательство, позволяющее российским компаниям инвестировать в энергетическую отрасль. Я хочу сказать, что инвестировать в энергетическую отрасль можно и сейчас в соответствии с тем законом об энергетике, который был принят. Если у вас есть желание, вы можете инвестировать в генерирующую отрасль, вы можете инвестировать в распределительные сети, в локальную инфраструктуру, которая есть в городах и населенных пунктах. Это бизнес-поле открыто, там нет запретов для иностранных инвесторов. Запрет распространяется на передающие сети. Но, если вы посмотрите на законодательство других стран, в том числе европейских с их либеральной экономикой, там эти запреты тоже действуют, потому что все считают, что передающие сети – это стратегический ресурс, и им должно владеть только государство, чтобы в момент «икс» иметь над ним полный контроль. Вот почему именно этот вопрос вызывает больше всего споров.

Когда этот закон обсуждался в парламенте, депутаты постарались сделать так, чтобы, с одной стороны, себя обезопасить, а с другой стороны – открыть возможность для экономического партнерства и инвестиций. Там, правда, есть нюанс: можно вкладывать в генерирующие объекты мощностью до пяти мегаватт. Возможно, это мало и надо увеличить, но при этом обговорить, каким образом будет использована эта электроэнергия и какие могут возникнуть тарифы при инвестировании в электроэнергетику.

Мы не хотим, чтобы тарифы слишком высоко росли – это наше экономическое преимущество. Наше население – это пострадавшее население, и у него не очень большие доходы, не очень высокий уровень жизни, и мы хотели бы, чтобы низкий энергетический тариф был одной из привилегий наших граждан.

– Поясните, почему тарифы – это так важно для населения?

– Ну, в том числе, потому что у нас нет другой альтернативы – у нас не развита газовая отрасль, угольная, единственный источник энергии – это ИнгурГЭС, и если эта энергия будет дорогая, народ просто не в состоянии будет за нее платить. И так невысокий уровень жизни просто рухнет до очень низкого уровня. Когда мы сможем поднять уровень жизни населения, тогда только можно будет говорить об адекватных тарифах на электроэнергию. Пока, исходя из нынешнего положения дел в социальной сфере, говорить об этом, на мой взгляд, нецелесообразно.

– Что у нас там дальше?

– В одном из пунктов – 13-м или 14-м, не помню, – говорится о введении единых технологий и программных продуктов в области цифровизации экономики, обеспечивающих межотраслевую интеграцию. Это довольно странный пункт, потому что рынок программного обеспечения – это открытый рынок, вы пользуетесь теми продуктами, которые считаете более рентабельными и целесообразными для ваших целей и задач. Потом, в плане межотраслевой интеграции, там нет абсолютно никаких препятствий. Люди, которые пользуются совершенно разным программным обеспечением, прекрасно взаимодействуют, потому что существуют общие протоколы и общие форматы выходных документов и файлов, которые всегда либо взаимоконвертируемы, либо читаемы в разных системах. Здесь никаких проблем нет. Мне кажется, что мы должны использовать то программное обеспечение, тем более если речь идет о цифровизации государственных учреждений, которое считаем оптимальным и лицензии которого соответствуют нашим экономическим возможностям. Такая регуляция не принята в цифровом мире, он достаточно свободный и либеральный. Я делаю то, что считаю нужным, и никто мне в этом ничего указывать не может, потому что у меня есть свои интересы, у меня есть свое представление о рентабельности. Я не думаю, что здесь можно что-то кому-то диктовать и какой-то универсализм вводить.

– Называя пункты программы, которые вызывают у вас вопросы, вы, в том числе, обозначили пункт о гармонизации в сфере регулирования деятельности неправительственных организаций и иностранных агентов. Каково ваше отношение к данному пункту?

– Я удивлен тем, что этот пункт попал в документ, и тем более, был подписан. Да, в российском законодательстве есть неправительственные организации, которые определяются как «иностранные агенты», со всеми вытекающими. Но те организации, которые работают в Абхазии и зарегистрированы здесь, я считаю, «абхазскими агентами». На протяжении 27 лет после войны они выполняют огромный объем работы в сфере образования, психологической помощи, социальной помощи, помощи ветеранам, инвалидам, юридических консультаций, различного рода исследований в сфере статистики и опроса общественного мнения и т.д. Да, у них всегда есть четкая гражданская позиция, с которой многие не согласны, а многие согласны. Ну и что, в чем проблема? Тем более что многие президенты обращались к представителям гражданского общества за поддержкой в политических вопросах, в том числе. И действующий президент обращался к представителям неправительственных организаций именно за политической поддержкой, и такая поддержка ему оказывалась. Поэтому я не очень понимаю, почему под этим пунктом стоит его подпись. Надо делать что-то одно – либо не подписывать и исключить этот вопрос из повестки дня, либо не обращаться к представителям гражданского общества за политической поддержкой. Вы можете быть с чем-то не согласны, но вы должны понимать, что это часть вашего общества, и даже если вы не разделяете политических взглядов или взглядов на путь развития, но вы видите положительную динамику дел, работы, то вы должны понимать, что применять термин «иностранные агенты» невозможно. Да, они финансируются из-за рубежа, но у нас министерства многие финансируются из-за рубежа. Мы что, теперь должны и их называть иностранными агентами? Это, например, МВД, СГБ и другие, но это наши ребята, мы их любим, уважаем, кто бы их ни финансировал, они будут защищать абхазские интересы. То же самое – наши неправительственные организации.

– Ахра, те пункты программы, о которых мы поговорили, это все, что вызывает у вас вопросы? Или вы можете что-то еще к этому добавить?

– Есть в документе совсем непонятные пункты, которые относятся сугубо к внутреннему регулированию. Например, о внесении изменений в постановление кабинета министров о ввозе майнингового оборудования. Или разработка нормативного акта, регулирующего отношения энергоснабжающей организации и потребителя, имеющего оборудование для коммерческих вычислений, там еще говорится и про установление обоснованного тарифа и так далее. Я не понимаю, а что в ведении абхазской стороны тогда останется? Решение колхоза о строительстве птицефермы? Или это тоже надо гармонизировать? Как международный документ может опускаться до таких вот инструкций? Это не соответствует межгосударственному уровню диалога. Такая практика, когда одна сторона меняет свое законодательство или подстраивает его под некоторые стандарты другого государства или группы государств, существует. Например, после развала СССР страны Балтии, страны Югославии меняли свое законодательство по требованию ЕС, чтобы соответствовать его стандартам. Там и конституционные изменения были, и экономические. Но я хочу понять, к чему нас готовят? К вступлению в ЕврАзЭС? Да, мы не против, мы – с радостью, ради бога! Если такая цель будет, если нам скажут: «Граждане Абхазии, поменяйте свое законодательство, мы вас в ЕврАзЭС примем», пожалуйста, будем менять. Но для этого как минимум страны – члены ЕврАзЭС должны нас признать и выразить свое желание нас встретить и принять в эту организацию. А здесь в связи с чем эти масштабные изменения? Я не могу назвать это гармонизацией. Я не могу это назвать продолжением договора 2014 года. Я не могу назвать это и продолжением договора 2009 года! Это просто масштабная замена одного законодательства другим. Будет ли это работать? Не думаю, потому что у каждой страны, большой, средней или маленькой, есть своя специфика, есть своя культурная традиция, есть свои подходы к экономике и социальной сфере и так далее.

– В программе, которую мы сегодня обсуждаем, есть пункт о разработке стратегического плана развития Абхазии. Кто должен этот план разрабатывать и как этот пункт может быть реализован?

– План стратегического развития вполне мог бы заменить весь этот документ. Я бы, например, поставил вопрос так: надо выработать план стратегического развития страны, причем этот план должны разработать не за нас, а мы сами. И на основании этого плана уже смотреть, что мы должны совместно делать. Где мы делегируем свои полномочия Российской Федерации или ЕврАзЭС, если они нас признают, и что мы будем делать отдельно? Что мы будем делать похоже, а что не похоже? Этот план, заполнение этого пустого пространства должны были сделать мы. Вообще, на переговоры надо приходить со своей повесткой, и план стратегического развития – самая лучшая повестка. Деятельность любой власти должна начинаться или продолжаться в этом контексте. Мы должны определять основные пункты сегодняшней, завтрашней, послезавтрашней повестки дня и с этим приходить на переговоры с нашими друзьями. Тогда это будут конструктивные переговоры, а не так, как сейчас: абхазцы пришли с пустыми руками, ни одной идеи, ни одной инициативы, полное непонимание того, что происходит, а российская сторона взяла и выложила пакет изменений. У меня нет никаких претензий к российской стороне. Они предложили законы и нормативные акты, которые у них работают. Начальство поставило задачу: представьте план развития, они представили. Что обсуждать, когда другая сторона ничего не представила? Ну, вот и остается только то, что российская сторона разработала. Российская сторона выполняет свою задачу, а какую задачу мы выполняем? У меня полное ощущение, что мы выполняем только одну задачу – опираясь на свою исключительную договороспособность, получить доступ к российскому финансированию и с наслаждением приступить к его освоению. Вот наша задача. А для этой задачи стратегический план не нужен, не надо было заморачиваться, вот его и не было!

Елена Заводская

Эхо Кавказа

Программа формирования общего социального и экономического пространства между Россией и Абхазией была подписана во время встречи президента республики Аслана Бжания с президентом России Владимиром Путиным в Сочи 12 ноября. В ней 46 пунктов, содержащих перечень законов и норм, которые должны быть приняты в Абхазии, чтобы гармонизировать ее законодательство с российским. Один из пунктов касается инвестиций в энергетическую отрасль. Своим видением этой темы поделилась депутат парламента Абхазии Натали Смыр.

– Натали, в программе есть четвертый пункт, в котором предлагается разработка и принятие нормативных правовых актов, регулирующих привлечение инвестиций российских электросетевых компаний в целях развития и модернизации электросетевой инфраструктуры и обеспечения энергобезопасности Республики Абхазия. Что вы, в общем, знаете об этом документе и как оцениваете этот, четвертый, пункт?

– С точки зрения привлечения инвестиций, – это прерогатива исполнительной власти. Свою точку зрения парламент, конечно, выскажет, если это будет интересно государству.

– Натали, как это соотносится с запретом на приватизацию объектов энергетической отрасли, который есть в законодательстве Абхазии?

– Я хочу, чтобы было понято, почему мы приняли закон в 2017 году, на тот момент главой государства был Рауль Джумкович (Хаджимба). Вы думаете, тогда не поступали эти вопросы? Как раз тогда они и поступали, шли переговоры. В рамках Межправкомиссии обсуждался вопрос привлечения инвестиций. Поверьте мне, это вопрос не сегодняшнего дня. И тогда был принят специально такой запретительный закон о невозможности продаж. Генерирующие и передающие сети мощностью более пяти мегаватт проданы быть не могут, это – собственность государства. Сделано это было для защиты энергетики, чтобы она осталась в собственности государства.

– После обсуждения и негативной реакции на предложение о приватизации объектов энергетической отрасли, которое было в предыдущей версии этого документа, ранее опубликованного в Абхазии, в нынешнем варианте «приватизация» заменена на «инвестиции» в энергетическую отрасль. Насколько важна эта поправка, с вашей точки зрения?

– По инвестициям я, например, точно знаю, у меня есть инсайдерская информация, что теперь речь идет об аренде. Давайте обратимся к фактам. Вот, СухумГЭС была отреставрирована, в нее были вложены большие деньги, и она взята в аренду. А какая выгода от этого государству? Что оно получает от работы СухумГЭС? Я хочу сделать запрос о том, какие платы прошли и что происходит в результате передачи СухумГЭС в частные руки с точки зрения пользы для государства? Хочу выяснить КПД СухумГЭС в пользу государства. Если таковая выгода есть, то надо просто хлопать в ладоши и кричать «ура»!

Чтобы вы понимали, есть в с. Шешелет перепадные ГЭС – вторая, третья и четвертая. Чтобы их восстановить и эти инвестиции окупить, надо понять цену вопроса. Электричество не будет стоить сорок копеек, как сейчас. Не надо быть ни энергетиком, ни экономистом, чтобы это понять, надо просто уметь считать. Если вы привлечете крупного инвестора, он захочет окупить все свои инвестиции, а что будет на выходе? Повышение цены на электроэнергию. Если они это могут, почему мы не можем? Скажите мне! Я вообще не могу понять наше государство в этом вопросе. В чем выгода государству, людям, простому народу, в чем? Объясните, я просто понять не могу, что происходит?

– У местных людей в Абхазии совсем нет денег, чтобы вложиться в реконструкцию ГЭС? Как местные инвесторы могли бы это сделать?

– Даже при цене сорок копеек за киловатт/час, сколько мы собираем этих платежей? 30%? Давайте начнем лучше администрировать, давайте улучшать качество! Мы приняли то злополучное постановление кабмина о легализации майнинга в рамках сорока мегаватт. Я хочу спросить, а кто получит эти сорок мегаватт? И что, это будет только плата за электроэнергию? А где доходы, облагаемые в пользу государства, скажите мне?

Дорожную карту по передаче в аренду мы уже написали, а дорожную карту по тому, как энергетику реанимировать, возродить постепенно, потихоньку из года в год, мы ни разу не написали. Я знаю, что был такой проект, выстроить параллельно нашим сетям еще одну линию, которая уйдет в Россию, а нам будет плата за транзит. Но это же будут сорок или пятьдесят копеек, а все остальное – все доходы и прибыль – все будет уходить из Абхазии. Нам практически ничего не будет оставаться. Мы все время обвиняем то Хаджимба, то еще кого-то, но за 27 лет, правда, не написана программа по восстановлению нашей энергосистемы. Мы что не могли потихоньку восстанавливать по одной перепадной ГЭС? Не стоит такая цель, понимаете?!

У меня такое дикое впечатление, что мы живем, как при Ленине, надо разрушить все до основания, а затем «мы наш, мы новый мир построим». Какой мы новый мир построим с учетом вливаний российских инвестиций и российского капитала? Даже если не российского, вообще капитала. Ну, какой инвестор захочет вложить деньги и не получать прибыль? А с нашими такими плохими сетями будут большие вложения, но, когда у нас будут отключения света, будет, как при перетоке, мы будем платить по 2 рубля 70 копеек за киловатт/час. Мы будем вынуждены у них покупать электроэнергию по рыночной цене. Мне обидно, что мы себя, наше будущее оставляем без какой-либо надежды, без каких-то активов! Ну, почему так?!

Народ, который готов продать все, что имеет, обречен. У меня вот такое пессимистическое настроение. Энергетику продать, недвижимость тоже сейчас начнем продавать. Зачем, когда можно инвестиции в бизнес вкладывать, и так официально можно СП (совместное предприятие) открывать, для нерезидентов счета открывать можно. То есть можно все делать, может прекратить уже просто так издеваться?!

Вот сейчас эти 46 вопросов стоят на повестке, пусть исполнительная власть весь пакет пришлет в парламент, а мы будем сидеть и принимать. Я вас уверяю, что ряд вопросов из этих 46 необходимы. Если мы приведем ряд положений в соответствие с Россией, там есть хорошие замечания и хорошие предложения, почему нет? Пусть исполнительная власть нам принесет, а мы сядем и будем работать, и депутаты, думаю, готовы. Пусть исполнительная власть начнет делать что-то, а мы готовы с ней взаимодействовать.

Елена Заводская

Эхо Кавказа